Ольга Н. » 31 янв 2012, 06:30
Владимир:«Может, постмодерн и есть та неизбежность, в которой придется жить будущему поколению, но я там жить не хочу...
Деконструкция хитрая вещь».
Я тоже «там» жить не хочу.
Но с постмодернизмом не всё так однозначно. Нравится нам постмодернизм или нет, но он уже существует, востребован, растиражирован, стал принадлежностью мироощущения.
Интересно другое – почему современный хронотоп породил именно философию постмодернизма? Кем и почему она оказалась востребована? Почему показалось, что прежние (условно назовем их «гуманистические») ценности нужно ДЕконструировать.
Вопросы не из простых.
Я бы разделила постмодернистскую философию, постмодернистское художественное творчество и постмодернистский менталитет.
Постмодернистское творчество.
Владимир: «Гауди создавал "новые" формы, но из тех самых истинных кирпичиков, и при помощи тех самых истинных строителей».
Тема необъятная, попытаюсь как можно короче.
Искусство пришло во второй половине 20 века к своеобразному кризису жанра, к «изношенности» жанра.
Темы исчерпаны, формы практически тоже.
Есть таланты, но что бы они ни сотворили, – это УЖЕ было.
Искусство погналось за формой .Форма оторвалась от содержания, и такое «отчуждение» достаточно быстро привело к назойливой повторяемости уже и форм. (Неслучайно один из любимых приемов постмодернистов – раскавыченное цитирование как отсылка к прежним культурам. )
Это, естественно, очень схематично, но и СИМПТОМАТИЧНО.
Ну с исчерпанностью форм более менее понятно. А что значит – исчерпанность содержания? И как можно исчерпать содержание? Или дело не в исчерпанности? Тогда – в чем? Опять – вопросы, вопросы… (Интересная работа на эту тему у Ортеги-и-Гассета «Дегуманизация искусства», написанная как предвидение в 50-х годах)
Иронично об искусстве постмодерна высказался Умберто Эко в романе «Имя розы». Позволю себе большую цитату из него, потому как она любопытна, имеет отношение к обсуждаемому и принадлежит художнику, т.е. рождена изнутри: «Постмодернизм – не фиксированное хронологическое явление, а некое духовное состояние. Каждая эпоха в свой час подходит к порогу кризиса. Прошлое давит, тяготит, шантажирует. Исторический авангард разрушает, деформирует прошлое, разрушает образ, отменяет образ, доходит до абстракции, до безОбразности, до чистого холста, до дырки в холсте. В архитектуре требования минимализма приводят к садовому забору, к дому-коробке, к параллелепипеду. В литературе – к разрушению дискурса до крайней степени – до коллажей, и ведут еще дальше – к немоте, к белой странице. В музыке эти же требования ведут к атональности, к шуму, а затем – к абсолютной тишине. Но наступает предел, когда модернизму дальше идти некуда. Постмодернизм – это ответ модернизму: раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности.
Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюбленного в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей «люблю тебя безумно», потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает), что подобные фразы – прерогатива Лиала(т.е. безвкусица и клише). Однако выход есть. Он должен сказать: «По выражению Лиала, люблю тебя безумно». Он прямо показывает ей, что не имеет возможности говорить по-простому. Он доводит до её сведения, что любит её, но и что любовь его живет в эпоху УТРАЧЕННОЙ ПРОСТОТЫ. Если женщина готова играть в эту игру, она поймет, что объяснение в любви осталось объяснением любви.
Ни одному из собеседников простота не дается. Оба выдерживают натиск прошлого. Натиск всего ДО-НИХ-СКАЗАННОГО, от которого уже никуда не денешься. Оба сознательно и охотно вступают в игру иронии. И все-таки им удалось еще раз поговорить о любви».
Опять-таки - поставлен диагноз. Но не поставлен вопрос.
Философия.
Философский постмодернизм как феномен – сам по себе уже синдром.
Чего? Некоего кризисного состояния общества.
Философское ухо, натренированное на ритмы и пульсы времени, раньше других улавливает какие-то качественные изменения в обществе, которые требуют осмысления. Осмысление – задача не из простых, потому постмодернистская философия занялась диагнозами. Но поскольку это все-таки философия, мыслитель пытается придать своей мысли обобщающий характер, так сказать – метафизический, т.е. помыслить сущности, которые вдруг обнаружились, в их предельном смысле.
Помыслили – литература умерла, автор умер, субъект умер, человека нет. Есть только тексты, которые навязаны человеку культурой. В общем, «все умрут, а я останусь».
Осталось дело за малым – понять, кто этот «Я».
У постмодернистов и на это есть ответ: «Фрагментированный индивид без какой бы то ни было гипотетической возможности обретения целостности».
Можно раздражаться, можно спорить, можно удивляться поспешности выводов, но нельзя не заметить, что это топорное определение человека ну очень напоминает этого самого современного индивида.
Можно сказать, что «так было всегда». И тем самым сразу блокировать возможность осмысления именно сегодняшнего человека, а не того, каким он «был всегда».
(Я, конечно, сильно редуцировала постмодернистскую философию. Она сложнее, глубже, со своими откровениями, находками, часто – глубокими)
Наивно думать, что все построения постмодернистов – плод умозрительных, оторванных от реалий псевдо находок.
С точностью до наоборот: вся постмодернистская философия – реакция человеческой мысли и чувства на качественные изменения в обществе. Как минимум, это реакция на чрезмерный рационализм предществующей эпохи, некий надлом ценностной системы, фиксирование ментальной специфики новой эпохи, которая чем-то (?) отличается от предшествующих.
Постмодернистский менталитет.
И философия, и творчество постмодернизма есть некая иллюстрация современного коллективного сознания. (Или – бессознательного?)
Корни этого менталитета надо искать задолго до «явления постмодернизма народу» .
Пожалуй, первым это состояние надлома ценностной системы диагностировал Ницше : «Бог умер!».
Уж кто только ни упражнялся, ни ерничал, ни иронизировал по поводу этого радикального заявления.
Один из моих любимых парафразов:
«Бог умер», - Ницше.
«Ницше умер», - Бог».
Если бы это было так…
На самом деле то, что мы наблюдаем, есть тотальная секуляризация каких бы то ни было сакральных смыслов.
«Сакральное» ведь не есть некое объективированное овеществленное гипостазированное умозрительное понятие.
Сакральное – это состояние человеческой души. Это тот самый необходимый ДЛЯ ДУШИ миф совершенства, о котором говорит, в частности, Юнг, то самое трансцендирование, которое никогда не верифицируемо, но которое обращает к тому, что «не от мира сего».
Сегодня на месте Бога - Deus Ex Machina, что, собственно, и означает, что Бог умер. Ну, или вырядился в другие одежды. Настолько другие, что и лик его изменился до неузнаваемости.
На месте Логоса сегодня - информация, которая нарастает с такой лавинообразностью, что никакой разум не в состоянии не то что осмыслить, а даже просто переварить её.
На место Разума приходит интерпретация – представление о представлении представляющего.
Можно до бесконечности и до тошноты перечислять приметы сегодняшнего времени, которые вызывают опасение. Можно списать это опасение на пенсионный консерватизм.
Но вопрос при этом остается– почему время потребовало деконструкции?
И что это за «качественные изменения»?
Ответ не может быть однозначным.
Но понятно и другое: нельзя найти ответ на не поставленный вопрос.
Владимир: «Постмодернизм - голый король, томление и суета Демиурга, его черное зеркало, черный квадрат».
Вот и я об этом же.